Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея (ЛП) - Мосян Тунсю

— Нет, — произнёс из-за его спины Юэ Цинъюань. — В пещерах Линси запрещены поединки.

Помимо отметин от клинков, на стенах темнели большие пятна крови.

Некоторые выглядели так, словно кровь брызнула дугой с лезвия меча, другие — словно кто-то ползал на коленях у стены, умоляя о чём-то, раз за разом врезаясь лбом в каменную стену.

Глядя на почерневшие пятна, Шэнь Цинцю выдавил:

— Здесь… кто-то погиб?

Обычно, стоило им встретиться, Юэ Цинъюаня было не заткнуть, но на сей раз именно он хранил молчание. Это было так непривычно, что по коже Шэнь Цинцю вновь поползли мурашки.

— …Юэ Цинъюань? — испуганно бросил он.

— Я здесь.

— Отчего же ты молчишь?

— Разве шиди не раздражает моя болтовня — отчего же ещё?

— Вот ты сам это и признал, — с облегчением усмехнулся Шэнь Цинцю. — Ещё как раздражает!

И всё же эта зловещая тишина в потёмках так угнетала, что он вынужден был продолжить:

— Я слышал, что порой в пещерах Линси заточают адептов, которые переживают искажение ци [7] или сворачивают с истинного пути. Быть может, кого-то из них держали именно здесь?

Прошло немало времени, прежде чем Юэ Цинъюань издал неясный звук.

Это лишь сильнее озадачило Шэнь Цинцю и, прищурившись на стену, он продолжил рассуждать:

— Похоже, этот парень хотел выбраться во что бы то ни стало, однако умер, так и не преуспев.

Если вся эта кровь принадлежала одному человеку, то, даже если он и не погиб, он вышел отсюда еле живой.

Внезапно Шэнь Цинцю встревожило странное ощущение, исходящее от ладони Юэ Цинъюаня.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросил он.

— Ничего, — пару мгновений спустя ответил Юэ Цинъюань.

После этого Шэнь Цинцю почёл за нужное хранить молчание.

Он не мог видеть лица главы школы, но рука, передающая ему духовную энергию, продолжала слегка подрагивать.

Примечания:

[1] Фаланга – боевой строй из ровных шеренг, преимущественно в античной армии. В оригинале 方阵 (fāngzhèn) – скорее, квадратный боевой строй (каре).

[2] Сохраняя предельно сосредоточенный вид – в оригинале 目不斜视 (mùbùxiéshì) – в пер. с кит. «и глазом косо не взглянуть», образно в значении «держаться корректно; не отвлекаться, не смотреть куда не следует».

[3] Бесплатный цирк – в оригинале 猴戏 (hóuxì) – в пер. с кит. «представление мартышек, обезьяний раёк». Этим словом в театре обозначаются пьесы о царе обезьян Сунь Укуне.

[4] Золотое ядро – в оригинале 结丹 (jiē dān) – в букв. пер. с кит. «завязь киновари». 丹 (dān) – «киноварь», а также «пилюля бессмертия».

[5] Кровотечение из семи отверстий и разрыв пяти составляющих тела – в оригинале 七窍流血 (qīqiào liúxuè) – в пер. с кит. «кровь хлынула из всех отверстий головы; открылось кровотечение из носа, рта, ушей и глаз (цицяо)», и 五体爆裂 (wǔtǐ bàoliè) – в пер. с кит. «пять составляющих тела – сухожилий, меридианов, кожи, мяса, костей (ути)).

[6] Вечная подозрительность – в оригинале 疑神疑鬼 (yí shén yí guǐ) – в пер. с кит. «сомневаться и в духах, и в демонах», образно в значении «сомневаться решительно во всём, подозревать всех и вся», аналог русской идиомы «бояться собственной тени».

[7] Искажение ци – в оригинале 走火入魔 (zǒuhuǒ rùmó) – в пер. с кит. «помешаться на чём-то, увлекаться до безумия, стать одержимым» - иными словами, туда запирали тех, кто досовершенствовался…

Следующая часть

Глава 91. Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю. Часть 6

Предыдущая часть

Когда сознание вернулось к Шэнь Цинцю, он ощутил приятную прохладу, снизошедшую на раны, терзавшее их невыносимое [1] жжение наконец утихло.

Приподняв тяжёлые веки, он увидел стоящего подле него на одном колене человека, который склонился, осматривая его.

Подол тёмного одеяния распростёрся по белокаменной платформе. Рядом виднелись классически строгие чёрные ножны и несколько пустых бутылочек из-под снадобий.

Он узнал этот меч — Сюаньсу. А посетителем, разумеется, был Юэ Цинъюань. Его прекрасное лицо было отмечено тем же ласковым выражением, что и обычно, но с него сбежали все краски, уступая место следам утомления. И в самом деле, кто ещё мог захотеть видеть его, помимо Юэ Цинъюаня?

С трудом разлепив пересохшие губы, Шэнь Цинцю прохрипел:

— Как ты сюда попал?

Учитывая, что Ло Бинхэ сделал всё, чтобы заставить его страдать, он ни при каких обстоятельствах не позволил бы главе школы посетить Водную тюрьму, чтобы поддержать сотоварища.

Видя, что он всё ещё способен отвечать ему, Юэ Цинъюань испустил облегчённый вздох и, сжав его руку, прошептал:

— Не нужно ничего говорить. Сосредоточься на накоплении энергии.

Он явно собирался отдать Шэнь Цинцю собственную духовную энергию, чтобы помочь ему исцелить раны, и тот не стал препятствовать ему, подумав: «Верно — он ведь всё-таки глава школы. До какой бы степени ни зарвались Ло Бинхэ со старым главой Дворца, они вынуждены соблюдать какие-то формальности».

И всё же, должно быть, Юэ Цинъюаню стоило немалого труда пробиться сюда.

Омывая раны, волны духовной энергии кололи кожу и плоть, словно тысячи стальных игл.

— Ло Бинхэ, мелкий ублюдок — а у тебя ещё припрятана пара козырей в рукаве! — стиснув зубы, вопреки жгучей боли рассмеялся Шэнь Цинцю.

Слыша в его голосе неприкрытую злобу, Юэ Цинъюань вздохнул.

Он не то чтобы часто это делал — но Шэнь Цинцю всегда без труда выводил его из душевного равновесия [2].

— Шиди, — устало бросил он, — после того, как ты навлёк на себя всё это, почему бы тебе наконец не осмыслить свои заблуждения?

Однако даже выплёвывая выбитые зубы, даже глотая собственную кровь Шэнь Цинцю никогда не согласился бы признать свои ошибки. Особенно перед Юэ Цинъюанем.

— И что же это за заблуждения? — с сарказмом бросил он. — Глава школы, скажи-ка мне, кто есть Ло Бинхэ, как не ублюдок? Вот погоди — увидишь, что он не удовлетворится мной одним. И после того, как весь заклинательский мир содрогнётся от его деяний, ты признаешь, что единственной моей ошибкой было то, что я не добил его тогда!

Юэ Цинъюань лишь покачал головой, словно и не ожидал иного ответа — равно как не видел смысла пытаться переубедить сотоварища. Да и теперь, когда события приняли подобный поворот, никакие поучения всё равно не помогли бы.

— Ты правда имеешь отношение к смерти шиди Лю? — внезапно спросил он.

В этот момент Шэнь Цинцю меньше всего на свете желал видеть выражение его лица.

И всё же не удержался от того, чтобы бросить на него взгляд.

Помедлив пару мгновений, он выдернул руку из пальцев Юэ Цинъюаня и сел.

— Ты ведь действительно то и дело говорил, что убьёшь его однажды, — добавил глава школы. — Но я никогда не думал, что ты правда на это способен.

— И теперь не думаешь? — холодно поинтересовался Шэнь Цинцю. — Убил так убил, и, по-моему, глава школы малость запоздал с обвинениями против этого Шэня. Или ты возжелал очистить школу от неугодных?

— У меня нет никакого права винить тебя, — бросил Юэ Цинъюань.

Его лицо оставалось абсолютно невозмутимым, во взгляде светилось спокойствие — оно-то и вывело Шэнь Цинцю из себя, будто в нём самом крылся упрёк:

— Тогда зачем ты это говоришь? — уязвлённо выкрикнул он.

— А шиди не задумывался о том, что, обращайся он тогда с Ло Бинхэ иначе, всего этого не произошло бы?

У Шэнь Цинцю вырвался смешок.

— Глава школы изволит шутить? Что сделано — того не воротишь. Даже «задумайся» я об этом тысячу, да хоть десять тысяч раз кряду, «тогда» останется «тогда» и никакого «иначе» быть не может — равно как и шанса на спасение!

При этих словах Юэ Цинъюань вскинул голову.

Шэнь Цинцю понимал, что эти слова вонзались в грудь его друга подобно ножам — сперва это доставило ему извращённое удовольствие, но потом при виде того, как Юэ Цинъюань стоит на коленях, уставя на него невидящий взгляд — ни следа обычного невозмутимого достоинства, словно он в одночасье состарился — Шэнь Цинцю захлестнуло странное чувство.